В этой подводке к большому интервью с Игорем Бобковым украду мысль уже у нашего следующего, январского героя. Мысль о том, что есть вратари-спринтеры и вратари-марафонцы. Вратари-спринтеры — это бэкапы. Они продуктивны и органичны на коротких отрезках в одну-две игры, после чего уступают место основному вратарю команды — то есть вратарю-марафонцу, который бежит сезон «в долгую» — а сами готовятся к следующему старту, который наступает, как правило, не скоро.

Игорь Бобков — это стопроцентный «марафонец», который проводит этот год в роли «спринтера». И потому больше всего не хочется, чтобы обстоятельный и рассудительный разговор о вратарской психологии воспринимали только в контексте его нынешнего, казанского сезона. Есть о вратарях вещи куда интереснее — и показательнее — чем то, проиграл ты или выиграл сегодня, сколько шайб поймал, а сколько пропустил за последний месяц, и как часто выходишь в старте с начала года по сегодняшний день.

И потому мы много говорили с Игорем об этих самых вещах, которые работают «в долгую». О том, где грань между спокойствием и безразличием. О том, насколько действительно вратари в сегодняшнем хоккее остаются в стороне от остальных игроков. И о том, что в командном деле главное — этим «командным» человеком и оставаться.

Независимо от своей сегодняшней роли.

ПРОИГРАЛИ 0:10 —МАМА ОТРУГАЛА, ПОТОМ 1:21 —И ЕЙ СТАЛО МЕНЯ ЖАЛКО

— Расскажи о последней книге, которую ты прочитал?

— Очень хороший вопрос. Я сейчас перечитываю книгу Джастина Голдмана и Майка Валли — «The Power Within», по-русски — «Сила внутри». Эти два человека посвятили всю свою жизнь изучению вратарского дела, и в книге очень хорошо описано, через что вратари проходят. Очень интересно, как авторы берут интервью у вратарей, в том числе у тех, кто на тот момент только закончил играть. Марти Турко, Томаш Вокоун

— Брайан Эллиот, Никлас Бэкстрем…

— … Эллиот — да, Бэкстрем — да, сейчас как раз про него читаю… Ты тоже читал?

— Да. Года четыре назад и вчера, пока летели из Питера в Казань, перечитывал.

— Я ее прочитал в 2013 году, но тогда английский язык я так хорошо не знал. А сейчас читаю — голова взрывается. Ты думаешь, что ты — единственный, кто через такое проходит, но это — полная чушь, все абсолютно проходят через одно и то же. Есть моменты в этой книге, которые ты берешь для себя — и они реально помогают. Допустим, психологические проблемы — не можешь сосредоточиться на чем-то. А у людей еще намного хуже дела, а они продолжали играть в НХЛ и все это преодолевали. Так что сейчас читаю эту книгу, а до этого, не помню…

— Что-то художественное?

— Нет, перестал художественные читать, перешел на психологию. Что-то про Будду я читал, по-моему.

— Основная мысль в этой книге: «Успех вратаря на 90% — или даже на 98% — это психология». Действительно?

— Абсолютно. Да, техника. Да, физическая подготовка. Но, в конце концов, все сводится к тому, что тебе нужно просто ловить шайбу. И когда ты полностью в себе уверен, когда твои рефлексы достаточно хорошо развиты и ты все делаешь автоматически — все получится. Как только ты начинаешь думать — как мне ее поймать, что мне делать — у тебя сразу перестает получаться. Каждый день мы садимся в автомобиль и не думаем, что, как, почему — просто садимся и едем. Тут тоже самое — когда ты спокоен, нет лишних мыслей, просто выходишь — и ловишь. На тренировках отрабатываешь, думаешь — как, что, почему. А на играх нужно просто выходить и ловить.

— В этой книге много мотивационных формулировок, которые в иной ситуации подошли бы под то, что у нас называется «инфоцыганство» — «верь в себя», «старайся», «не унывай», «отбрось лишнее», «все получится». Как бы ты мог объяснить, почему эта книга — не «инфоцыганщина», а фундаментальное и очень глубокое пособие по профессии «хоккейный голкипер»?

— Когда я читаю эту книгу, я вижу, что она написана вратарским языком. Дай эту книгу полевому игроку, он скажет — «что за чушь, я не буду читать такое». Затрагивают такие темы, про которые некоторые вообще стесняются разговаривать почему-то.

— Имеешь в виду историю Томаша Воуокна про его обсессивно-компульсивное расстройство?

— Именно. Я не представляю даже, насколько это тяжело. У меня бывают моменты на разминке: «Блин, я это не сделал… а вот это надо обязательно сделать…». Вроде успокаиваешься, вроде это всего лишь разминка.

— Вчера про Кэри Прайса новость вышла.

— Про наркозависимость?

— Ага. Ты видел подобные историю вживую?

— Вот прям таких историй, чтобы человек сидел на алкоголе или наркотиках — нет, не было.

— В продолжение разговора об этой книге, точнее, о ее названии. Как бы ты сказал по-русски «Elite Goalie»? «Элитный вратарь» — несколько режет слух…

— Имеется в виду тот, кто овладел профессией на том уровне, чтобы играть в НХЛ. Наверное, у нас говорят «вратарь топ-уровня», «вратарь мирового класса».

— Три вратаря, которых ты мог бы назвать «Elite Goalie» на уровне КХЛ?

— Ларс Юханссон — он точно сейчас в ТОП-3 в лиге. Если за все время, конечно же, Илья Сорокин. Очень люблю смотреть, как он играет. Многие говорили, что у него были проблемы с психологической устойчивостью — это меня удивляло всегда. На него смотришь — он спокойно и уверенно играет в воротах, технически настолько хорошо отрабатывает. И Игоря Шестеркина назову.

— Ты как-то говорил, что Сорокин — самый технически хорошо обученный вратарь в КХЛ. А ты согласен, что огромный фактор успеха — попасть под тренера, который тебе такую технику поставит?

— Думаю, да. Есть тренеры, которые конкретно требуют то, что ты должен отрабатывать каждый день. Они чувствуют, что ты можешь что-то еще, а не только используют то, что у тебя уже есть. Илья в какой-то момент попал к тренеру, который до совершенства пытался довести ту технику, в которой он играет.

— Ты пару лет назад проводил мастер-класс для детей, это была пока разовая история?

— Уже третье лето было, когда я ездил и помогал вратарской школе «ДримТим» к Ивану Докину. Проводим лагерь, семь-девять дней.

— Уже зарождаются в мыслях планы на будущее — тренировать?

— Думаю, да, что мог бы работать тренером и передавать опыт. Мыслишки есть, но глубоко пока не задумывался. Пока надо играть дальше.

— Три воспоминания о Сургуте, которые первыми приходят на ум?

— Первое — когда мне выдали форму. Щитки «KOHO», дырявые, даже не кожаные — тряпочные. Блин такой, знаешь, с дырочками? Мы такой «печенькой» называли. Ловушка, которая не закрывалась, просто плоская была. Я вышел на тренировку с ребятами постарше и тренер сказал, чтобы они просто бросали мне в ловушку, чтобы я почувствовал, что это такое. И мне понравилось.

Много еще воспоминаний… Турниры детские проводились, междусобойчики такие. Игр еще не было тогда по первенству России, и каждую субботу-воскресенье наш тренер организовывал мини-турнир по школе, мы делились на команды — «сникерсята», «баунтята», «твиксята» и «марсята». Два дня играли в круговую. Тренировки тренировками, а игры играми. Сам коллектив вспоминаю, ребят, с кем занимались вместе с семи лет. С кем-то до сих пор общаемся.

— Обычно спрашивают — как стал вратарем, а мне интересно, был ли человек, который тебя отговаривал от того, чтобы ты вставал в ворота?

— Нет, наоборот все только поддерживали.

— Когда был подростком, вымахал за один год, как это часто бывает?

— Нет, всегда был самым высоким в команде. В строю первым стоял.

— В каком-то возрасте — в том числе уже и в профессиональном хоккее — рост был для тебя проблемой?

— Одно время — да, начались проблемы. Я — большой, у меня длинные руки-ноги, вроде да — садишься, перекрываешь плечами перекладину, в то же время — руки длинные, у тебя много открывается щелей. Когда ты лишние движения делаешь, очень много открывается дыр. Я до сих пор над этим работаю. Одно время, я бы даже сказал, это было большой проблемой. Хотел все поймать, все сделать быстро — но реагировал слишком резко и шайба постоянно залетала.

— Каково было получать по десять шайб от ровесников из «Магнитки»?

— Было самое крупное поражение в моей карьере лет в двенадцать. Приехали на товарищеские игры, первую игру проиграли 0:10.

Мама со мной тогда в поездку ездила, она меня так отругала, говорит: «Ты плохо играешь». На следующий день мы проиграли 1:21, и ей стало меня жалко (смеется).

— Как тебя позвали в «Магнитку» потом?

— В Сургуте все равно не так сильно развита школа хоккейная. Нужен был рост, толчок, куда двигаться дальше, Магнитогорск предлагал намного лучше условия в плане того, что там была юниорская команда, профессиональная. Ну и плюс тренер 1991 года приглашал, и родители пришли к решению, что да, нужно ехать. Уехал я один, жил в общежитии с другими пацанами.

— Кто-то из ныне известных игроков был в твоем круге общения тогда?

— Саня Бурмистров, полтора года жили с ним в одной комнате.

— Условия общежития в Магнитогорске с каким чувством вспоминаешь?

— Да хорошо жилось. Родители всегда на связи были. Было важно не запустить учебу, ну и тренироваться, конечно.

— В свой выпускной год в спортшколе, в 2009 году, ты играл в финале первенства России по 1992 году рождения, который вы с «Магниткой» проиграли 1:5 «Кузне» — это памятная игра или «одна из»?

— Была хорошая команда у нас, я был одним из старших — можно было заявлять пять игроков плюс одного вратаря на год старше. Хотелось бы, конечно, выиграть, дома все-таки был финал, и последний год детской спортивной школы. Не получилось, ничего страшного. Но тот год все равно был для меня хороший, там уже и чемпионат мира был недалеко первый.

— Тем летом тебя в третьем раунде задрафтовал «Анахайм». Выше из вообще всех вратарей были только Микко Коскинен, Робин Ленер и Андерс Нильссон. Были мысли сразу уехать в Северную Америку?

— Во-первых, я понятия не имел, что такое драфт и что после него происходит, если честно. Да меня как-то и не приглашали в тот момент. Поэтому не собирался даже, у меня был действующий контракт на руках, я понимал, что просто так я точно никуда не уеду, поэтому об этом даже не задумывался. Но и плюс чемпионат мира отыграл хорошо, были кое-какие обещания со стороны основной команды. Понятно, что я был молодой и их не получилось исполнить.

— Какие на тот момент у тебя были контрактные обязательства перед клубом?

— Не помню. Первый профессиональный контракт был пятилетний, и, вроде, два года я отработал тогда.

— В Магнитку на следующий сезон приехал Кошечкин, плюс был Проскуряков — даже и близко не было шанса сыграть за первую команду?

— Я постоянно тренировался третьим вратарем с «Металлургом», а играл в «молодежке» — но играл не очень много. Но даже просто тренироваться в первой команде, получать броски от мужиков взрослых — это дорогого стоит. Опыт бесценный. Была такая система — тренировка с «Металлургом», а вечером — вратари. В этих тренировках было очень много работы с вратарским тренером, с Юрием Шундровым, царствие небесное. Плюсы были. Но в плане игровой практики, конечно, было все плохо.

Был разговор, что буду я, Проскуряков, Печурский и Волошин — все местные ребята, как бы, почти местные — я с Илюхой-то с Сургута, но все равно школу магнитогорскую прошли. Но буквально полмесяца прошло и Васю подписали. Что у нас будет небольшая ротация, было понятно, что Илюха будет больше всех играть, Волошин и Печурский — они постарше меня, чуть поменьше, а я все равно хотя бы пять-шесть игр сыграю. Что-то хотя бы получить. Но подписали Васю, они с Илюхой играли в первой команде вдвоем, а мы втроем — в МХЛ.

— Еще через год — другой финал с Новокузнецком, уже в МХЛ, четвертый матч серии — победный для «Стальных Лисов». Ты в той игре сидел на скамейке, а играл Дима Волошин. В тот день ты уже знал, что это твоя последняя игра в России?

— Нет, об этом не думал. Для меня Северная Америка была мечтой. Думал, что может получится, будет круто. Первый год немножечко обжегся.

— «Немножечко обжегся» — что это значит?

— Одно дело, когда ты знаешь, как надо делать, и делаешь — и у тебя не получается. А я туда приехал — и даже не знал, как надо. Ни питание, ни подготовка к играм — ничего из этого я не знал. Все заново. Это было тяжело.

— Летом перед отъездом в Америку у тебя были варианты обмена?

— Нет, мы разговаривали с агентом, просили клуб что-то сделать, я даже в вышку просился. «Хоть куда-то отправьте меня», говорил. В конце концов, просто договорились, чтобы я поехал в Северную Америку.

— А ты помнишь, куда ты хотел?

— Не помню. Да куда отправят. Лишь бы играл.

— К теме твоего отъезда в Канаду — чуть позже — но пока вопрос про еще один твой финал — Баффало в 2011 году. За год до него ты был основным вратарем на ЮЧМ-2010, проиграл финал США, но сыграл все матчи и был признан лучшим голкипером турнира. В Баффало — первая провальная игра с Канадой и затем камбэк в золотом финале. Какой из турниров оставил для тебя больше эмоций?

— В любом случае, победа есть победа. Буря эмоций! Зашкаливали просто! Воспоминания на всю жизнь. Юниорский чемпионат мира я смутно помню. Неплохо сыграл, получил лучшего вратаря турнира, но даже не помню, как я готовился к играм. Просто выходил и играл. А когда я был в «молодежке», я более осознанно уже ко всему подходил, но тот сезон — да, пусть мы выиграли чемпионат мира — в плане моей игровой карьеры он оказался не самым лучшим.

— И один вопрос про ЮЧМ-2010. Я открыл для себя новую вратарскую фамилию. Рамис Садиков. Кто это?

— Рэм… Ну… Мы с ним познакомились по сборной еще по 91 году, частенько пересекались. Московский парень, играл в «Руси», по-моему. Он перебрался в тот год в Канаду, в юниорскую лигу, играл за «Эри Оттерс». На следующий сезон я приехал, он еще один сезон сыграл. Мой второй сезон — это был его третий. А потом потерялся, и я не знаю, где он сейчас.

— Там якобы была такая история, что он вышел на одну единственную игру, и его поменяли на тебя, чтобы не получить удаление, когда он подъехал к скамейке заусенцы снять, и он так и остался сидеть уже до конца игры…

— Вообще не помню, если честно. Взять юниорский и первый молодежный чемпионаты мира — как в тумане, почему-то. Баффало наоборот — очень четкие воспоминания. Не могу объяснить, почему.

— Помнишь ли ты, в каком возрасте у тебя в последний раз закрадывались мысли на тему того, чем можно зарабатывать деньги кроме хоккея?

— Меня постоянно эти мысли посещают. Я же понимаю, что хоккей — не бесконечен, и рано или поздно нужно будет думать, что делать дальше.

— Я имею в виду юношеский возраст, когда еще не было стопроцентной гарантии, попадешь ты в профессиональный спорт или нет.

— Честно, не думал о таком — я понимал, что нужно работать и тренироваться, и все придет. Конечно, были моменты, когда просто ничего не получалось и я начинал думать: «Зачем я вообще все это делаю?» Но люди, которые меня поддерживали, говорили: «Все нормально, это — тяжелый этап, который нужно преодолеть». Поэтому, единственная мысль, которая посещала, когда был уже в спортшколе в Магнитогорске: «Ну, вернусь домой, в Сургут, а там придумаю».

— Получалось не думать о деньгах вообще?

— Да. Нам платили какую-то стипендию, чтобы можно было кушать самостоятельно. В кафешку сходить. В «Макдональдс» забежать.

— А первые значимые хоккейные деньги — где они были и как ты их потратил?

— Большая премия нам пришла за второе место на юниорском чемпионате мира. Перечислил домой почти все, оставил себе что-то.

— Когда после одного сезона в МХЛ ты уехал в лигу Онтарио в Канаду — что поразило больше всего?

— С первого дня — тренировки, отношение к делу, отношение тренеров к игрокам. Это вообще был уровень. Я приехал в «Лондон Найтс», там были два брата — Хантеры — один тренер, другой менеджер. Они же владельцы клуба, полностью руководили процессом. Оттуда ребята выходят уже полностью готовые к НХЛ, то есть практически каждый год они кого-то в НХЛ выпускают. Знают, как подготовить хоккеистов. Я приехал, честно, абсолютно не готовый: как тренироваться, как кушать, как заминаться — абсолютно ничего не знал. Мне пришлось всему заново учиться.

— Чему самому первому научился?

— Питанию. В России было проще — ты кушал и не обращал на это внимание. Чувствовал себя нормально, не было никаких проблем ни с весом, ни с чем. Туда приехал — не знаю, может там еда другая, я ел все то же самое, но у меня прям вес попер вверх. Стал тяжелый. Стало тяжело тренироваться на льду, никак не мог войти в форму. Обычно как — лето отдыхаешь, выходишь на лед, тебе первую недельку тяжело, потом ты вкатываешься. А там на протяжении всего сезона каждая тренировка — это битва. Просто не хватало сил. Со 110 до 102 килограмм пришлось скинуть.

— Что попало под жесткий запрет? Банально сахар-мучное-газировка?

— Во-первых, нас взвешивали каждое утро. Вечером покушал лишнюю булочку — у тебя сразу прибавился вес. Сладкое поел — у тебя вода задержалась, сразу стал тяжелее. А так — сахар, кока-кола, абсолютно стандартные вещи. Нам раньше всегда говорили, что кола — вредно, потому что там красители. А то, что там много сахара — на это никто внимания не обращал. Еще я узнал, что есть не обычная паста, а цельнозерновая. Узнал как завтракать, как перед игрой кушать, салаты, протеины.

— Ты встречал странные предпочтения в еде у кого-то из хоккеистов, с кем играл в одной команде?

— Есть ребята, у них ни грамма жира, сплошные мышцы — но они и питаются правильно. Никогда не видел, чтобы такой человек пасту ел перед игрой, вместо этого — много овощей, вместо курицы — рыбу. Полезные привычки, но они не всем подходят. Я знаю, что перед игрой лучше поесть рис, чем пасту, но если игра тяжелая выдается, то понимаешь, что тебе не хватило энергии только потому, что ты поел не так плотно, как обычно. Поэтому нужно находить золотую середину и понимать, кому что подходит, что не подходит.

— В межсезонье есть что-то на столе, чего не позволяешь в сезоне?

— Даже в сезоне есть дни, когда можно расслабиться и позволить себе лишнего. Та же пицца, или лишняя сладость. Я бы не сказал, что я отказываюсь от всего, просто не ем пиццу, некоторые овощи — например, болгарский перец, когда идут игры или жесткий тренировочный процесс. Со временем начинаешь замечать, от какой еды тебе становится плохо. Я вот чипсы поем, потом дня три отхожу.

— В Северной Америке есть такой понятие, как «billet family» — семьи, где живут иностранные игроки. Расскажи о той, в которой ты жил?

— Очень хорошая семья Малпас, они первый раз брали игрока к себе. Клавдия, сама из Швейцарии, ее муж Джейми — канадец, и их сын Эйден, ему было восемь лет, когда я приехал. Поддерживали меня всегда. Даже когда мне пришлось сесть на диету, кушали со мной все то же самое, что мне требовалось для поддержания формы. Клавдия готовила ужины полностью под меня. До недавнего времени здорово общались, сейчас немного потеряли связь.

— В первом твоем сезоне с тобой в команде играл Владислав Наместников, а в следующие три — не было ни одного русского игрока. Это было проблемой?

— Нет, я просто адаптировался. На второй год уже язык подучил, мне было не столь важно, чтобы кто-то был из России, чтобы общаться. Мне хватало общения с родителями.

— На Ютубе есть твое интервью аж 2012 года — ты там уже очень бегло говоришь. Как получилось так быстро научиться?

— У семьи, в которой я жил, были соседи — семья МакМилланов. Хозяйка раньше преподавала в университете Питтсбурга английский язык. Мы общались, она предложила: «Пока лето и ты к сезону готовишься, раз в неделю приходи, я тебе буду уроки давать». Ходил по вторникам, она давала мне самую базу. Сегодня кухню: вилки, ложки, тумбочку, на следующий день — гостиную. Спальню. Туалет. Принадлежности. Потом как интервью давать. Сколько я ни пытался изучать английский до этого, она настолько проще мне все объяснила, не вдаваясь в подробности, сколько там есть разных времен и всего остального. Она мне говорила: «Хочешь сказать это — говори так, это — говори так». Поправила произношение. Стало проще смотреть фильмы на английском языке — а фильмы я смотреть люблю, и пошло-поехало, все на английском.

— Возвращаясь к теме драфта. У тебя были преддрафтовые интервью?

— Была парочка. Не помню, какой клуб спрашивал, но был такой вопрос: «Твоя команда проигрывает 0:3, ты приходишь в раздевалку, что ты будешь делать?» А ты сидишь, тебе 17 лет. «Я не знаю. Сяду, молчать буду». «М, понятно».

— Меня в 2009 году попросили съездить с Максом Кицыным и Димой Орловым на такое интервью в качестве переводчика. Там были вопросы из серии: «Чем ты лучше Кузнецова?» или «Сравни себя с Тарасенко». Ребята отвечали, мол, пусть другие судят, не могу себя хвалить, а достоинства другого человека принижать. Как ты считаешь, это просто психологический прием со стороны скаутов или реальный инструмент выиграть конкуренцию для игрока — хотя бы в рейтинге — обратить внимание на свои сильные качества по сравнению с кем-то?

— Это психология, конечно. Они смотрят — лидер, интроверт, экстраверт. Должны понимать, какую роль ты будешь занимать в команде.

ЕСЛИ ТЫ ТОТ, КТО БУДЕТ ЗАХОДИТЬ В РАЗДЕВАЛКУ И ПИХАТЬ ВСЕМ — ЭТО ОДНО. ЕСЛИ ДРУГОЙ ИГРОК БУДЕТ ЗАХОДИТЬ И МОЛЧАТЬ, НО ДЕЛАТЬ СВОЕ ДЕЛО НА ЛЬДУ — ЭТО СОВСЕМ ДРУГОЕ. ДЛЯ НИХ ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО, КТО ТЫ В РАЗДЕВАЛКЕ.

То же самое спрашивают: «А как тебе этот игрок? А как он в раздевалке? А как с ним пацаны общаются? Как он в коллективе себя ведет?» Это очень важные вопросы, потому что если игрок одаренный, технически оснащенный, но в раздевалке его ребята не принимают — то ему будет очень тяжело найти взаимопонимание в командах.

БЫЛ В ЛАГЕРЕ «АНАХАЙМА»ПЯТЬ РАЗ, А СЫГРАЛ ЗА «ОСНОВУ» 20 МИН

— Был ли момент, когда ты всерьез боялся того, что вот сейчас не получится — и тогда — да, придется заканчивать?

— Первый год в Канаде. Очень тяжело было. Да, тот год остался в памяти, как победа в Баффало, но на клубном уровне — абсолютно ничего не получалось. Играть хорошо не получалось. Закрадывались мысли: «И что дальше?». Но, всегда есть варианты, всегда есть возможности — меня обменяли в «Кингстон», и на следующий год я сыграл почти 60 игр и тренеры, которые меня как обменяли, теперь уже голосовали за меня как за самого полезного игрока сезона.

— Итоговые цифры первого сезона в «Лондоне» — больше четырех шайб за игру, процент в районе 87 — они и повлияли на обмен?

— Как играл, такая и статистика. Когда обменяли в «Кингстон» — процент стал более-менее неплохой, пропущенных — три за игру, но и бросали мне по 50 раз. Еще куда ни шло. А в «Лондоне» мне так много не бросали, там четыре гола — это о многом говорит. Тяжело было найти свою игру. Вышел, ничего не получилось — ты сел. Готовишься, снова выходишь — опять ничего не получается. Потом сыграл хорошо — думаешь: «Ну вот, сейчас попрет». Выходишь — ничего не идет.

Таких моментов было очень много. И ты не понимаешь, почему так.

— Кто был человеком, с которым ты пытался эти проблемы решать? Тренер вратарей?

— Да, Билл Дарк. Он говорил: «Боб, у тебя есть все данные, ты — работоспособен, ты — не лентяй. Я вижу по тебе, какой ты». А Хантеры видели во мне большого русского медведя, который приехал и думал, что у него все уже в кармане и ничего делать не надо. А с вратарским тренером я общался один на один, говорил, что я чувствую, через что прохожу, и он меня понимал, говорил: «Все нормально, просто работай и все получится».

— К теме формулировок — как звучала задача, которую ставили перед тобой за все те годы пребывания в минорных лигах? «Работай и жди своего шанса»?

— Классически — «Все классно, ты в суперхорошей форме, ты нам нравишься — но, езжай. Мы тебя позовем». Пару раз поднимали на пару недель в НХЛ. Посидел там, посмотрел. Все супер. Но сколько там можно просидеть так? Тогда я, честно, просто хотел играть и набираться опыта. Агент мне говорил: «Деньги, понятно, важно, но ты — молодой, ты — вратарь, тебе нужно играть». Поэтому я постоянно был в АХЛ, и полтора года отыграл в Лиге восточного побережья — «Ист-Кост» — и от нее у меня намного больше приятных воспоминаний даже, чем от АХЛ.

— Почему?

— Было очень много игрового времени, да и города поприятнее (смеется). Да и просто кайфовал от хоккея. Понятно, что АХЛ — лига сильнее, но там настолько все прямолинейно, все как роботы бегают, бьют, бегут, бросают — то есть, все настолько примитивно. А в Ист-Косте много ребят, которые скоро заканчивают, кто-то уже доигрывает — они это понимают, но хотят еще чуть-чуть поиграть. Понятно, там есть игроки, которых отправляют набраться опыта и вернуться обратно. Но в основном те, кто просто кайфует от хоккея. Импровизация там не запрещена и все остальное.

— Где поездки были сложнее — в АХЛ или в Ист-Косте?

— Мне было проще в Юте, в Ист-Косте. Был удобный автобус, полка горизонтальная у каждого, где можно поспать. В среду в 11 вечера садились, утром в четверг были в Калифорнии — ехали 12 часов. Потренировались, заселились в гостиницу, спокойно отдохнули — и на следующий день играем. В этом плане было попроще. А в Норфолке, в АХЛ, в автобусе была половина сидячих мест, я еще молодой был, мне полки не доставалось, приходилось на полу спать. Со спиной проблем нахватался из-за этого. Плюс практически каждая поездка — это ночные переезды. Ближайший город был Херши — это 5 часов, потом Шарлотт — около 6. Играли три игры за три дня, это кошмар был, не понимаю, как ребята там выдерживают такой график.

— Из Ист-Коста вышло немало вратарей в НХЛ…

— Джек Кэмпбелл, например. Играл против него тогда, а сейчас он — вратарь «Торонто».

— Джонатан Куик, Томаш Вокоукн, Брэйден Холтби…

— Честно, это неплохая лига для вратарей — тебе за игру по 45-50 бросков делают. Вместо того, чтобы сидеть в АХЛ, если есть возможность играть там — это неплохо, я считаю.

— Слышал такое мнение, что вратарю больше, чем на один сезон, там задерживаться нельзя. Забудут.

— Да, молодежь каждый сезон подходит. Я полтора года там играл — но достаточно много игр — и это бесценный опыт. Одним из партнеров был Аарон Делл, который не был задрафтован, вышел с колледжа, приехал, ни формы, ничего — в НХЛ играет.

— Есть зависимость между ростом вратаря и временем, на протяжении которого его готовы ждать в НХЛ?

— Раньше, мне кажется, было, сейчас уже нет. Когда пошел баттерфляй — да, понятно, закрываешь много ворот. Но главное — это психология, и то, что ты ловишь. Вообще неважно, какого ты роста. Главное, что ты ловишь.

— В Ист-Косте были вратари, на кого ты смотрел и думал: «Этот же в порядке, что он-то тут делает?»

— Были пару ребят. Юха Олкинуора в «Онтарио Рейн». Мы в плей-офф играли друг против друга. Я думал: «Че он тут делает? Почему его не поднимают? Че они морозят его здесь?» Тот же Кэмпбелл — не понимал, что он там делал — но «Даллас» его задрафтовал, и с ними у него ничего не получилось. Много такого было, что вратарь вот-вот-вот уже, а потом бах! — и резко падение.

— Когда, по твоим ощущениям, ты был ближе всего к НХЛ?

— (молча покачивает головой и улыбается)

— НИКОГДА?

— НИКОГДА.

— Ты в 2015 году на предсезонке сделал шатаут за «Анахайм» против «Сан-Хосе».

— Эта игра вообще ничего не значила. Все молодые играли. Я за пять лет в Северной Америке был в лагере «Анахайма» пять раз. И сыграл 20 минут за основную команду.

И ВИДЕЛ, КАК К НАМ ПРИЕДЕТ ДРУГАЯ КОМАНДА, ТАМ ПАРЕНЬ МОЕГО ВОЗРАСТА ВЫЙДЕТ, ЕМУ ШЕСТЬ ОТГРУЗЯТ — А ОН ПОТОМ В СЕЗОНЕ 30 ИГР СЫГРАЕТ В НХЛ. ПОТОМУ ДУМАЕШЬ: «НУ, ОН ЖЕ… А Я ЖЕ… А ОН ЖЕ…» ТАК ЧТО Я БЫЛ ОЧЕНЬ ДАЛЕКО.

— Как ты считаешь — одна игра может похоронить карьеру вратаря?

— Думаю, нет. Главное не то, как мы падаем, а как мы встаем и идем дальше. Вспомнить Марка-Андре Флери. Финал молодежного чемпионата мира против США, счет 3:3, он бросает шайбу, попадает в игрока — в итоге сам себе забивает. Такой момент! Тогда еще соцсетей не было, но я представляю, сколько негатива вылилось в его сторону. Никто тогда не думал, что у него впереди великолепная карьера, что он войдет в историю, как один из лучших вратарей НХЛ. Такое бывает, что поделать. Помнишь, Бродо в плей-офф — шайба летела мимо ворот, он клюшку уронил, она срикошетила и попала в ворота? Но все равно, он — один из лучших вратарей НХЛ за все времена. Наверное, он вспоминает этот момент с улыбкой, со смехом.

— А ты не считаешь, что негатив — это тоже часть шоу? Есть внимание, есть обсуждения, есть комментарии?

— Конечно, это клики на сайтах. Нужны истории. Приведу пример про Капризова. Он подписал контракт на пять лет, у него в начале сезона не шла игра — и его просто уничтожали в прессе. Но человек играет и играет, понятно, что не идет, ну дайте ему время — это же не значит, что он плохой хоккеист и что он думает: «Все, я подписал хороший контракт, ничего делать не буду». Или люди считали, что все плохо, нужно разрывать с ним контракт и пускай бы шел, куда хочет? Нет, конечно. Но нужны заголовки, чтобы народ кликал. Каждый день — «Капризов не забил», «Капризов не набрал очков», «Капризов не забил». А потом: «Капризов забил, но стоит ли радоваться?» Ну что это такое? (смеется).

— Вопрос про «похоронить карьеру» — это я пытаюсь подвести к персоне Марка Висентина. Человека выбирают в первом раунде, потом он проигрывает тебе финал в Баффало, едет на год в ОХЛ — и все.

— Он мне всегда нравился своим спокойствием. Игрок уже усы проходит, бросает в девятку — он даже не садится, блином ее — чик! — отбил. И дальше играет. Вот это у него было, невероятное спокойствие. Помню, он играл за «Ниагару Айс Догз» — топовую команду лиги. Выход два в ноль, он просто на ногах переместился — хоп! — в ловушку поймал, даже не сел. Ну как так-то? А тот финал… Говорить, что игра «похоронила» его карьеру… Ну, не знаю. Такие игры у каждого случаются, просто не все освещаются так громко. Взять абсолютно любую игру, когда команда выходит на третий период 0:3 — что, редко кто выигрывал? Можно и пять, и шесть забить в третьем периоде. Да, та игра — такой важный момент, но не думаю, что она прям «похоронила» карьеру.

— У тебя был, так скажем, финансово-временной лимит пребывания в Северной Америке? Там ведь такие зарплаты, что тебе условная Кузня раза в три больше дала бы.

— Честно, не думал об этом. Жил по средствам. Считал, сколько зарабатывал и сколько тратил. Денег хватало всегда и на все.

— Слышал, что у тебя в Америке был «Додж», и как будто бы ты через всю страну однажды на нем прокатился. Что это за путешествие было?

— Не путешествие — мне пришлось до Канады на нем доехать, чтобы там оставить. Три дня ехал по 1100 километров в день. Там трасса есть — четко из Солт-Лейк-Сити до границы с Канадой. Просто прямо. Просто прямая трасса и ничего нету. Вообще ничего нету. Думал, проеду через Детройт, хоть что-то увижу. Но ничего интересного не увидел.

— «Додж» арендованный или купил?

— Купил во второй год там. И четыре года на нем прокатался. Перед возвращением в Россию продал за 15 000 канадских долларов.

— Когда случился момент, что ты получил зарплату, посмотрел на сумму и сказал себе: «Вот сейчас точно попрет»?

— Уже в «Адмирале», когда перебрался в КХЛ. В рублях получаешь — сумма длиннее, кажется, что это больше (смеется). Приятнее стало получать зарплату.

— Про тебя писали, что когда человек на пять лет уезжает в Ист-Кост, он пропадает с радаров в России. Ты на себе ощущал «пропажу»?

— Нет, как-то и не думал об этом. Конечно, сегодняшний мир — это социальные сети, за тобой можно следить откуда угодно, но тогда ничего не было особо. Я сам если хотел игру посмотреть — просил нашего видеооператора, чтобы трансляцию мне на диск записал. В ужасном качестве. Пытаешься там что-то высмотреть.

— Было лето, когда тебя кто-нибудь из хоккейных знакомых спросил: «Игорь, а ты вообще где сейчас?»

— Да нет, такого не было ни разу. Понятно, что знали, что я где-то в системе «Анахайма». А так, что «где ты вообще» — такого не было.

— Тебя обижает слово «болтался»?

— Нет, абсолютно нет. Это же путь, который я выбрал. Где-то не получилось — и что теперь?

Может быть, оно так и было — не получилось заиграть там, где хотелось, может быть и «проболтался» — можно и так сказать. Ничего такого в этом не вижу.

— Возвращение в Россию — это взвешенное решение, или был один фактор, который все перевесил?

— Я хотел остаться в Америке, искали с агентом предложения. Когда время подходило к августу и надо было уже определяться, «Адмирал» вышел на связь и все сложилось.

— Что самое первое тебе пришлось менять в своей игре по возвращению на большие площадки?

— В КХЛ больше передач — игрок со стопроцентной позиции все равно может пас отдать. Много было проблем, когда ребята выкатывались на «убойку», я думал — все, сейчас будет расстрел, полностью уходил в стойку под бросок, а меня обрезали и все… Константин Владимирович Власов был в «Адмирале» тренером вратарей, он мне объяснял это все. Говорил: «Меняй, меняй, меняй. Здесь в пустые ворота пока не заведут — не бросят».

— Для тебя 50 прямых бросков — это менее энергозатратно, чем немного моментов, но с розыгрышами «до верного»?

— Всегда легче 50 дежурных, чем 14 опасных. Ты чувствуешь себя увереннее. Вот недавно у нас была игра в Казани против «Авангарда», я, честно, устал. Потом посмотрел статистику — 14 раз бросили, 2 гола забили. Ну и что теперь делать? Как теперь статистику считать?

— Многие же говорили, мол, тот же Сорокин — конечно, молодец, ЦСКА по своим воротам-то бросать не дают, ему легко шатауты делать. А получается, что нелегко?

— Абсолютно нет. Это очень тяжело, когда мало бросают. Все равно будут опасные моменты — и ошибаться нельзя вообще.

— Перед переходом в «Адмирал» ты делал для себя установку — «хочу играть столько-то, выигрывать столько-то — и тогда буду доволен, что вернулся»?

— Нет. Ехал играть и выигрывать.

— Первую игру в КХЛ ты в том сезоне сыграл в Загребе…

— (перебивает) в тумане.

— Это самые необычные условия игры, которые были у тебя в карьере? Или что-то еще было?

— Приходит на ум одна игра в Ист-Косте, но я в ней не участвовал. Почему-то не получилось сыграть игру на основной арене в Солт-Лейк-Сити, и мы поехали играть на стадион, где был конькобежный спорт, прыжки с шестами — и была коробка тренировочная. Мы сыграли два периода, и появилась какая-то дырка около борта, и нам пришлось на следующий день доигрывать. А туман в Загребе — одна из таких игр, где ты просто не понимаешь, как это вообще может быть. Ну там реально за синюю линию ничего не видно было. Стоишь ждешь, когда кто приедет. Было очень жарко, градусов 30. В раздевалке мешки со льдом на голове держали.

— У тебя есть любимая заграничная поездка в КХЛ?

— Хельсинки, наверное. До пандемии. По центру можно было прогуляться.

— Мне рассказали, что ты в Хельсинки как-то на концерт «Slipknot» ходил…

— В первом сезоне в КХЛ. Прилетели в Финляндию, вечером сидел и почему-то решил посмотреть, где будут концерты у них ближайшее время. И именно в этот день они были в городе…

— До сих пор слушаешь?

— Да. В поездках — всегда «Slipknot» в наушниках.

— А перед играми?

— По настроению, но чаще что-то быстрое и заводное. «Limp Bizkit», «Disturbed», у «Slipknot» есть песня, которую я самой первой у них услышал еще в 2008 году — «Before I Forget». Топовая. Не завестись — нереально.

— А «Wait and Bleed»?

— Тоже хорошо. Но вот с «Vol. 3» у них как-то звук особенно хорошо поменялся.

— Первый «сухарь» в первом сезоне в КХЛ — на выезде против Магнитогорска. Не похоже на случайность. Супернастрой?

— Безумно сильно волновался. Не было мыслей, конечно, что надо кому-то что-то доказать. Просто переживал, что команда сильная, чтобы полное лукошко не накидали. А так просто вышел и играл. Да, сыграл на ноль, но где-то ребята помогли, кто-то из пустых вытащил. Кто-то где-то пас перехватил. Победа всей команды, а «ноль» — всего лишь графа в статистике.

— В чем секрет твоего второго сезона в «Адмирале»?

— Если бы я знал. Все то же самое было. Те же сборы. Игралось просто хорошо. Может, в какой-то момент стали доверять больше, и поперло. Когда тебе дают играть — ты более спокоен, готовиться проще, все на автоматизме получается. Меня иногда тоже интересует — как? почему? что? Был бы ответ…

— Работа Константина Власова — значительная часть твоего успеха?

— Очень значительная. Константин Владимирович очень много работает над психологией вратаря. Все четко, детально — и на льду, и в голове.

ПЕРВЫЕ ДВА СЕЗОНА ПО ВОЗВРАЩЕНИЮ В РОССИЮ ИГОРЬ БОБКОВ РАБОТАЛ ПОД СКУРПУЛЕЗНЫМ КОУЧИНГОМ КОНСТАНТИНА ВЛАСОВА.

— Детально на льду — это нюансы техники?

— Да, но ничего особо нового не использовали. Просто все отрабатывали. Чтобы было четко, без недочетов. Если реверс — то не носком конька приходить к штанге, а шнурком, которым конек привязан к щитку — а это разница в пару сантиметров всего. Чтобы голова закрывала верхний угол в этой же позиции.

— Константин Владимирович — тренер какого типажа? Жесткий? Демократичный?

— Вообще не разрешал подурачиться — с ним «в стеночке» не поотбиваешь (смеется). Даже на «междусобойчиках», например, когда «три на три» поперек поля играем. Всегда работаешь «как надо».

— Это не закрепощает?

— Нет, мы наоборот много с ним разговаривали на тему позитивного мышления. О том, что мысли — материальны. О чем ты думаешь и о чем мечтаешь — то и получишь.

— Спрашиваю всех вратарей, что они думают о принятой «тепличности» по отношению к голкиперам?

— Вратарский тренер «пиханет», если надо. Да и вратари всегда сами знают, когда они ошибаются.

— А как ты считаешь, можно сказать, что существует психотип «вратарь» — определенный склад характера, с которым хоккеист предрасположен к игре в воротах?

— Думаю, нет. Ты начинаешь тренироваться в воротах — и у тебя либо получается, либо нет. Родиться вратарем невозможно — мне так кажется.

— Может ли вратарь быть профессионалом, но при этом не фанатичным к игре?

— Да. Знаю такого в КХЛ. Профессионал с большой буквы, хорошо играет, но, мне кажется, как только переступает порог ледового дворца, о хоккее вообще забывает.

— Кто это?

— Не буду говорить.

— Давай я предположу. В 2018 году этот вратарь выиграл Олимпийские игры?

— Ха-ха. Может быть.

 

НЕЛЬЗЯ ПОКАЗЫВАТЬНЕУВЕРЕННОСТЬ,ДАЖЕ ЕСЛИ КОЛОТИТ,КАК ОТБОЙНЫЙ МОЛОТОК

РАМО — БОБКОВ — ТАКИМ ДОЛЖЕН БЫЛ БЫТЬ ВРАТАРСКИЙ ТАНДЕМ «АВАНГАРДА» В СЕЗОНЕ 2018/2019

— После перехода в «Авангард» в одном из интервью ты сказал: «Готовлюсь к роли помощника». Объясни, почему так сказать — это не одно и то же, что заранее проиграть конкуренцию?

— Мне сразу дали понять, что будет происходить, и я прекрасно знал, что из себя представляет Карри Рамо. Я же не говорил, что я сяду и буду сидеть. «Помощник» — это все равно мне будут давать какие-то игры, в которых мне нужно сделать все, чтобы команда выиграла. Я же не говорил о том, что я — второй вратарь, сижу на скамейке и ничего не делаю. Это тоже нелегко — сидеть и ждать своего шанса. Ты же не можешь сказать: «Ой, я не готов, извините».

— А как развивались события, когда стало ясно, что Рамо выбыл из-за травмы, и теперь номер один — это ты?

— Сыграли турнир в Челябинске. Прилетаем в Омск, Карри уезжает в больницу, возвращается на костылях и говорит: «Шесть месяцев, ребят».

— Твоя первая мысль?

— «Блин, через два дня Йокерит». А «Йокерит» я вообще не любил никогда. Приехали, вышел — 4:0. Как-то так.

— Без паники?

— Вообще без паники. Сезон начинаем, едем в «Локомотив». «Локомотив»! 4:0. Едем в «Динамо». 5:1. «Северсталь». 4:1.

Как-то складывается хорошо, у тебя просто прет, и объяснения этому нет. Сказать, что я как-то лучше тренировался? Я знаю, что я сейчас тренируюсь лучше.

— Нашел одну твою игру за «Авангард» с занимательной статистикой. Заключительная игра регулярного против «Сибири», вы побеждаете 7:3, тебе бросают всего 15 раз — 2 забивают, и меняют после второго периода, когда уже 7:2. Чтобы еще одна-две дурные не залетели и не терялась уверенность перед плей-офф?

— Помню, сумбурная игра была. У нас залетало все. Ты стоишь, а потом у соперника — дынь-дынь-дынь — рикошет. Казаков, помню, обманное движение сделал — под блин забил. Хартли меня поменял и сказал: «Спокойно готовься к плей-офф, все нормально».

— Ты помнишь, кому ты первому написал смс или позвонил после четвертого проигранного матча финальной серии?

— Родителям, наверное… Мы разделись, сели, помолчали. Боб сказал пару слов, и мы поехали домой.

— А какой финал эмоционально сильнее — тот, который ты играл, но проиграл, или через два года золотой, где играл Грубец, а ты был на скамейке?

— Золотой финал, потому что тот финал, который мы проиграли… Мы не понимали, что делать с Сорокиным, честно. Может быть, кто-то на это внимание не обращал, но в тех двух играх, которые мы проиграли всухую — Илюха стоял на голове, вытаскивал невероятные шайбы. А ты тоже всю игру играешь на ноль, а потом минимальная ошибка решает исход. Это было так обидно, честно, что вроде и моменты есть, пытаемся-пытаемся, а просто не получается, вот и все.

— Давно принято говорить, что вратарь — это отдельный вид спорта, но тебе не кажется, что наоборот — зависимость вратаря от тактики команды только растет?

— Пока я еще не видел, чтобы от вратаря требовали определенную игру клюшкой. Если ты не выходишь постоянно — тебе вопросов не задают. Единственное, тебе нужно уметь просто остановить шайбу, чтобы игрок ее подобрал. По меньшинству подходят, говорят, что, пацаны будут отвечать за это, твой игрок вот этот, ты за него в ответе, если он будет вылезать — ты должен обязательно его увидеть. А конкретно под тактику подстраиваться — такого нет. Есть выходы три в два, два в один, ты знаешь, как твои ребята играть будут, но пока больше ничего такого нет.

— А ты сам можешь предложить — давайте вот тут играть вот так, мне так удобнее?

— Мне удобнее, а им неудобнее… Ну есть моменты, конечно, но это минимальные изменения. Тактически все то же самое остается, но ты просишь, чтобы делали то, и то, и то.

— У Боба Хартли есть какие-то особенные требования к вратарям?

— Не сказать, что когда он пришел, сразу сказал: «Давайте вратари будут играть клюшкой». Я сам люблю играть клюшкой, постоянно выходил, и уже наверное из-за того, что я много выходил, у нас появилась какая-то система, начали отрабатывать постоянно с защитниками слова, которые мы говорим, чтобы коммуникация была постоянная. А что еще? Ловить просил.

— Я слышал, что у него в команде у бэкапа есть задача «драконить» вратаря соперника.

— Я думаю, ты знаешь, кто это делал.

— Расскажи?

— Налим.

— Ты не занимался таким?

— Это только в плей-офф было, я же как раз играл. А Налимов на разминке перед игрой подъезжал к Сорокину, говорил, «что-то у тебя щитки какие-то маленькие, может, тебе их поменять надо, как-то двигаешься ты неважно».

— Как Сорокин реагировал?

— Ну, как… 0:4 серия.

— Хартли в интервью рассказывал, как перед сезоном проводил анкетирование игроков с индивидуальными вопросами. Были интересные?

— Там были вопросы и ответы по десятибалльной шкале. Ничего такого, типа, «что ты будешь делать, если 0:3, и ты пришел в раздевалку». «Оцените свое физическое состояние». «Оцените свою силу». Больше такого плана были вопросы.

— Много слышал о его педантичности и внимании к деталям. Был случай, который тебя поразил?

— В первый же день. Если написано собрание в 10:00 — значит оно ровно в 10:00. На видео смотрим такие мелочи — но они могут повлиять на ход игры. Если у нас вчера игры не было — то Хартли показывает нарезку других игр, где, например, какое-то удаление странное было, которое никто не знал. Показывал, как за нарушение численного состава наказывают, объяснял: «Бегите в полную, если едете на смену, не идите пешком, потому что вы катитесь, а ваш партнер уже вышел — могут свистнуть». Любому аспекту игры уделяется очень большое внимание. Я не знаю, как другие игроки, но о некоторых моментах я даже понятия не имел, что такое есть. А он это преподносит так, что я думаю: «Как я раньше играл, не зная этого?»

— Какие еще примеры можешь вспомнить?

— Как разворачивать клюшку на вбрасывании, в какую сторону должны коньки смотреть, как шайбу выбрасывать из своей зоны, в какую сторону. Потом ты смотришь хоккей, игроки делают наоборот — и сразу начинается опасный момент. Такие маленькие моменты, которые могут совершенно изменить игру.

— Вроде как и меню для команды сильно скорректировали?

— Ничего серьезного не меняли, по минимуму. Для меня было незаметно. Сосиски, по-моему, убрали с завтрака. А я их и не ем, мне без разницы.

— В «Авангарде», насколько я знаю, на несколько игр вперед планируется, кто и когда играет в воротах. Тебе было комфортно так заранее знать?

— Абсолютно. Чтобы быть в тонусе — играешь три матча, денечек отдохнул, пока другой играет, можешь на тренировках поднабрать чего-то, физику подтянуть, техникой заняться. Когда ты начинаешь играть много игр подряд, то какие-то элементы, которые ты еще не знаешь на «элитном» уровне, ты начинаешь немножечко терять. А пока партнер играет, это можно подкорректировать.

— Ты хотя бы раз просил не ставить тебя на игру?

— НИКОГДА. ХОТЕЛ, НО НЕ ПРОСИЛ.

— Почему?

— Бывает, что просто не твоя команда. Я знаю, что не могу с ними играть, вот терпеть не могу, а мой партнер с ними играет нормально.

— Против кого это было?

— Следующий вопрос (смеется).

— Как тебе околохоккейные мероприятия в «Авангарде» — лектории, семинары для игроков?

— Очень круто. Очень много узнал, особенно в плане прессы. Как себя вести, что говорить, что не говорить, что можно позволить, что нельзя. Можно посмеяться, или не обращать внимание, что фамилию твою перепутали — ну, бывает, но не огрызаться, а просто сказать: «Я — тот-то». Финансовая грамотность — много нового узнал. Социальные сети — в сегодняшнем мире особенно интересная тема.

— Про соцсети что говорили?

— Что сегодня всем важнее, кто ты в социальных сетях, чем в жизни. Сейчас на работу берут — просматривают профили.

— А насколько глубокое погружение в тему финансов?

— Акции, облигации, как инвестировать. Что нужно этим заниматься.

— Хотел бы знать эту информацию раньше?

— Да. Лет в 20 хотя бы.

— А жалеешь о каком-нибудь финансовом поступке?

— Нет. Если только, что деньги не просто лежали бы, а работали.

— Можешь дать финансовый совет вратарю, который подписывает первый контракт в КХЛ?

— Не бегите в магазин. Все будет, но не сразу

— Один из братьев Березуцких в интервью как-то объяснял, что есть понятие «технический брак» — это бывает даже у Лео Месси, а бывает ошибка — и вот это уже показатель уровня спортсмена. Твой выход за ворота и то, как ты сыграл клюшкой в матче «Ак Барс» — «Динамо-Минск» — это брак или ошибка?

— Мысль была правильная, исполнение не то.

— Можно было не ехать за ворота?

— Надо было ехать, а что мне делать еще? Шайба прилетела ко мне, все на смену побежали, если бы я остался перед воротами, то игрок бы на меня приехал. Нужно было либо посильнее катнуть ее, либо повнимательнее, потому что я видел, как их игрок катится, но думал, он будет с другой стороны меня давить — а он резко в другую сторону поехал. Не могу сказать, технический брак или ошибка. Грубая техническая ошибка.

— Как быстро такие моменты у тебя из головы уходят?

— Два дня. Просто жалко, что проиграли.

— Всегда казалось, что ты в начало сезона непросто вкатываешься.

— Да, есть такое. На этот вопрос у меня тоже ответа нет.

— Что-то пробовал менять на предсезонке?

— Пытался, ничего не помогает. Сыграли предсезонные матчи — «Нефтехимик», «Альметка» — выиграли. Не идеально, но нормально. Едем в «Магнитку» — просто ничего не получается. Какая причина? Усталость? Нагрузки? Приезжаем в Казань — все отлично, турнир выиграли, сыграл неплохо. В начале сезона «Йокерит» 3:0 выиграли, мой следующий матч — «Торпедо» 1:3 сгорели.

— Как тебе комфортно работать с тренером вратарей — тебе нужно больше свободы, что делать, или инициатива должна исходить от тренера?

— От тренера. Я, когда тренирую, вижу лучше, чем вратарь. И тренер, когда тренирует меня, видит лучше, чем я. Меня раздражать начинает, когда я вратарю что-то говорю, а он со мной спорить начинает, что это не так. Мы с «ДримТим» проводим сборы, там ребята постарше уже есть, им говоришь: «Не надо это делать, вот ты тянешь руку — не надо, шайба мимо ворот летит». Он говорит: «Ну как она может мимо ворот лететь?» «Ну смотри», — ложишься на лед, фотографируешь, — «Ты сидишь здесь, а дальше уже борт, там не надо ничего ловить».

— Что за тренер Яакко Валкама и как он тренирует?

— У него очень динамичные тренировки — много бросков, много перемещений на щитках. Если ты играешь — он вообще тебя не трогает, на общей тренировке просто дает тебе подготовиться к матчу. После игры — обсудили пару моментов, на следующий день — посмотрели видео.

— Какой самый важный совет тебе давал какой-либо из тренеров вратарей?

— Один не выделю. Все слушаешь. Общаешься. Вратари — отдельная каста, у них свои разговоры, свои истории, свой опыт.

— У Голдмана в книге есть такая цитата: «Вратарь играет в свой самый лучший хоккей, только когда он счастлив как человек». Когда у тебя был такой момент?

— Сейчас, наверное. Когда нашел своего человека (смотрит на супругу, которая приехала с Игорем на интервью и сидит поодаль). Дома все хорошо, спокойно играешь. Конечно, не все получается, но все равно намного проще.

— А противоположная ситуация была в твоей жизни?

— Был период. Были события, о которых я не хочу рассказывать. Я, может быть, этого не замечал, но мне потом сказали, что моя игра очень сильно ухудшилась на определенный период. Вот я этого не заметил.

— Тренер вратарей Митч Корн говорит о том, что в НХЛ вратари «номер 1» и «номер 60» в таблице статистики — друг от друга по технике не отличаются, или почти не отличаются.

— Так и есть. Статистика такое вообще понятие интересное. Тебе могут бросить 30 раз — ты будешь пропускать 2 гола. А могут бросить 15 раз — и ты тоже будешь пропускать 2 гола. В зависимости от того, в какой команде ты играешь, тебе либо бросают от бортов, либо не бросают. Вот и все.

— Три основных слагаемых успеха вратаря, о которых сделан акцент в этой книге — это «mind» — «разум», «body» — «тело» и «spirit» — «дух». Объясни, как ты все три понимаешь для себя?

— «Body» — это то, чем ты питаешься. «Mind» — о чем ты думаешь. «Spirit» — что ты чувствуешь. Когда это в гармонии, у тебя все хорошо.

С возрастом ты начинаешь понимать, насколько твое тело зависит от еды, которую ты кушаешь, от информации, которую ты видишь и получаешь — особенно сегодня и сейчас, когда у нас в руках телефоны 24/7. Внутреннее состояние — это то, что будет отражаться на твоей игре сто процентов. Если ты сидишь и загоняешься о чем-то, то ни к чему хорошему это не приведет. В той же книге написано об этом. «Ты расстроен?» — «Да» — «Ну, пойдем домой, вместе порасстраиваемся. Что-то изменится?» — «Нет» — «Ты все еще расстроен?» — «Да» — «Ну, давай еще порасстраиваемся».

Вратарское дело такое — все должно быть в гармонии, и тогда все получится. Находится 60 минут на льду и постоянно держать свою голову в напряжении — это трата огромной энергии, а если в течение дня еще ходишь и много думаешь — то сил потом на игру не хватит.

— Давно про себя что-нибудь читал в интернете?

— Особо не писали, вроде. Из соцсетей я полностью удалился.

— Удаление инстаграма подозрительно совпало со свадьбой…

— Честно — нет, это было еще во время плей-офф в «Авангарде». Смотрю, Шимон Грубец постоянно читает. Постоянно. Мы едем на игру, у нас плей-офф — он сидит читает книгу. Я говорю: «У тебя глаза не устают?» «Нет, — говорит, — я съездил в клинику здорового зрения, мне сказали, когда у нас глаза идут слева-направо — это нормально. Как только глаза идут снизу вверх — это усталость, головные боли и все остальное». Он в телефоне — только когда с семьей общается, а все остальное время он свой телефон — в карман — и листает книгу.

ЧЕМ СЕЙЧАС МИР ЗАНЯТ ПОСТОЯННО?

ТЫ ТЕЛЕФОН БЕРЕШЬ, МАШИНАЛЬНО ИЩЕШЬ КНОПКУ «ИНСТАГРАМА» — И ПОЕХАЛИ. ПРИ ТОМ, ЧТО НИЧЕГО ИНТЕРЕСНОГО ТАМ НЕТ. ВООБЩЕ НИЧЕГО.

НОВОСТИ, ДА, МОЖНО, НО ЗАЧЕМ ТЕБЕ ВООБЩЕ ВСЕ НОВОСТИ?

 

Как работает зрение — очень важно для вратаря. Все что мы видим, сначала проходит через наши глаза, и потом уже мы реагируем. Если они устали — ты не сможешь среагировать так быстро, как когда они у тебя в нормальном состоянии.

— Ты когда-нибудь гуглил себя?

— Конечно.

— Что интересного находил?

— Да ничего, с чемпионата мира фотки, пара фото с Анахайма. Сейчас с «Авангарда», с «Ак Барса». Ничего нового.

— Был какой-то аспект, который ты пытался скопировать у кого-то из вратарей, и у тебя не получилось?

— Я хочу растяжку, как у Куика. Но не могу. Я тяну-тяну, тяну-тяну шпагат, все уже — сел. Два дня проходит — опять ноги под 90 градусов.

— Реверс — последнее массовое техническое изменение, после него еще что-то будет?

— Всегда так думаешь, что каждое изменение — последнее. Мне интересно, что дальше придет. Что-то будет, мне кажется. Реверс появился. Пошли «циркули» — сидишь на штанге и перемещаешься по кругу.

Потом Бобровский стал вот это делать — обеими ногами упираться в штанги, когда за воротами шайба. Хоккей ускоряется, броски становятся сильнее, кто-то что-то придумает все равно.

— Перчатку под ловушку надевать у кого-то подсмотрел?

— Нет, не подсмотрел. Во-первых, когда попадает не в карман ловушки, а в саму ладонь — это больно очень. Иногда так бывает, что на тренировке десять человек подряд решают тебе почему-то в ловушку бросить. И причем сильно. Реально болеть начинает. В Америке мне дали напальчник бейсбольный — чтобы костяшки не отбивало. Я сначала в нем играл, но он быстро изнашивается. Когда перебрался в «Адмирал», мы были на турнире в Астане, я зашел в спортивный магазин — и там продавали простенькие перчатки для американских бейсболистов. Я надел ее — и уже ловушка так плотненько сидит на ней, а когда попадает шайба — не такая сильная отдача. Потом где-то в интернете увидел, что у Туукки Раска есть своя коллаборация с бейсбольной компанией и эта компания ему делает перчатки под ловушку — тренировочные и игровые. Вот на протяжении лет пяти ими пользуюсь. Единственное, что они изнашиваются быстро, приходится заказывать постоянно.

— Ты говорил о том, что тебе бренды экипировки не важны, лишь бы удобно было. А есть какой-то элемент, который наоборот не важен, что дадут, в том и играешь?

— Блин. Есть предпочтения, но блин, наверное, из того, что не особо важно. Привередливый я буду к нагруднику, наколенникам и щиткам. Что-то из этого будет неудобно — не смогу ни играть, ни тренироваться. Буду психовать, искать новое 24/7, пытаться что-то с этим сделать. Но форма тебя не сделает лучше, конечно. Что-то подойдет больше к твоему стилю игры, но ловить ты лучше не станешь.

— Две пары щитков на сезон тебе хватает?

— Обычно нет. Не то, чтобы прям разваливаются, но игр за десять до начала плей-офф лучше новые надеть.

— Ты согласен с тем, что с замедлением тактико-технического прогресса на первый план выходят личные качества вратаря — какой он спортсмен, насколько он дисциплинирует себя, что в голове у него?

— Быть профессионалом — это не просто модно, это нужно делать. И этому нужно учить с ранних лет. В Америке ребята в 15-16 лет все знают — что можно кушать, что нельзя, что пить, что не пить. Они знают, как готовиться к сезону — там же нет сборов. Тебе к концу августа нужно быть в оптимальном форме. Нужно искать лед, тренажерный зал. Ребята, которые в 18 лет приходят в НХЛ, они, может быть, в быту не очень, но как готовиться к играм и как быть профессионалами они знают.

— Как давно тебе в последний раз было больно от шайбы?

— Вот в игре за «Ак Барс», против «Авангарда», в плечо, нормально так прилетело. Попала в стык между пластинами в нагруднике, неприятно было.

— Как давно тебе в последний раз было было невыносимо больно от шайбы?

— В ракушку когда попадало, между ног. И с пальцем недавно была проблема — каждое попадание шайбы в клюшку было, я не знаю, иголкой как будто протыкали. Какая-то острая десятисекундная боль. Травма была несерьезная, то есть я мог тренироваться, но приходилось терпеть.

— Какую самую большую чушь о вратарях ты слышал от кого-то?

— Мартин Турко в этой книге сказал, что до сих пор вратарей не понимают. В командах — не во всех, но во многих — не понимают, насколько это другой мир. Тренировки же не принято адаптировать под вратарей.

— Ты пытался высказывать пожелания в каких-то командах?

— Зависит от тренера. Есть вратарские тренировки, где ты можешь концентрироваться на основной работе. На основной тренировке ты через «не могу», через труд и пот пытаешься что-то сделать.

— И в «Авангарде» так было? Хартли же сам вратарь?

— Первое время тяжело, но потом нормально (смеется). Много было разговоров, когда новые вратари приходили и говорили: «Боб, это че такое?»

Я ОТВЕЧАЛ: «ПОТЕРПИ НЕМНОГО, ПРИВЫКНЕШЬ».

— Расспрашивал некоторых наших общих знакомых про тебя, все сказали один и тот же эпитет — «неконфликтный».

— Раздувать конфликты не вижу смысла. Анализирую ситуацию. Я стараюсь всегда себя ставить на место другого человека. Для него самого он прав. Это нормально.

— Есть еще какие-то вещи в хоккее, которые ты себе никогда не позволишь сделать?

— Никогда не жалуюсь на партнеров. Могу после игры подойти сказать: «Ну как так-то?» Во время игры — никогда. Для меня это — табу, мы все люди, все ошибаемся. Он сегодня ошибся, я — завтра. Ходить и кричать на кого-то — «Куда поехал?», «Кому пас отдал?» — это не про меня.

— Вспомни все-таки, от чего ты последний раз кипел?

— Не приходит на ум, чтобы прямо какая-то жесть была. Типа, когда хотел кого-нибудь клюшкой ударить?

— Может быть. Просто ты производишь впечатление настолько спокойного человека, что даже не верится, что ты можешь что-то выкинуть.

— Бывают игры, когда, например, в овертайме осталось 30 секунд и нужно просто довести игру до буллитов. И смысл куда-то бежать, рвать из своей зоны? А игроки пытаются какую-то хитрую комбинацию сделать, у нас шайбу перехватывают, и забивают гол. Можешь не сдержать эмоции, это такой порыв, типа: «Ну что ж мы не додержали-то спокойно уже?». Но это игра, все мы ошибаемся, и принятые на льду решения остаются там, и с этим уже ничего не поделаешь.

— А соперники с тобой во время игры часто разговаривают?

— Некоторые пытаются. Но я не любитель разговаривать на льду, много энергии забирает. Но были моменты.

Играли в «Нефтехимике». Есть такая проблема, когда ворота плохо стоят — а все думают, что это вратари специально сдвигают. Бред! За это две минуты можно получить и специально это делать никто не будет. Получилось так, что мы остались «4 на 5», был момент, я сдвигаю ворота — и в этот момент игрок «Нефтехимика» забивает гол. Его не засчитывают, мне дают две минуты, и мы играем «3 на 5» — и опять практически такой же момент. Опять свисток, но судья уже видит, что я не специально. А парень подъезжает, начинает в лицо говорить: «Если ты еще раз сдвинешь ворота, я тебе…»

— А ты ему что ответил?

— Промолчал. А что мне ему говорить? Человек же на эмоциях.

— Где для тебя грань между пребыванием в спокойствии и безразличием?

— Не бывает такого, что ты выходишь — а тебе без разницы.

Ты. Всегда. Хочешь. Выиграть.

Во что бы ты не играл.

Ты. Выходишь. Чтобы. Победить.

Иначе смысл выходить тогда? Нет лучше чувства, чем то, когда ты выигрываешь. А спокойствие…

Допустим, я волнуюсь внутри — мне же не показывать партнерам: «Смотрите, меня колотит как отбойный молоток». «Попробуйте настроится! Видите, как у нас вратарь настроен сегодня!»

Все равно ты стараешься погасить это. Нельзя показывать, что ты неуверен в себе. Эта и есть та грань. Это и есть спокойствие, но никак не безразличие.

— Давно в последний раз была игра, когда тебя колотило, а ты виду не подал — и еще и выиграл?

— Каждый год такие игры. Особенно в начале сезона. Внутри ты понимаешь — все нормально, ты готов, но все равно это ощущение присутствует.

— После плохой игры что нужно сделать?

— Ничего не помогает. Дня два просто отходишь. Уснуть не можешь, думаешь об игре. Ложишься спать — перед глазами прошедшая игра.

— Когда последний раз вообще не спал после игры?

— Всегда не могу подолгу заснуть. Организм же перевозбужден, хотя я стараюсь ни энергетики, ничего такого особо не пить. Если игра в семь вечера — до пяти утра уснуть не можешь. Потом часика на два засыпаешь, а там уже утро и на тренировку ехать надо.

— Как относишься к конкуренции между вратарями в одной команде?

— Вы со своим партнером по команде в первую очередь должны думать о результате команды, а не о том, кто из вас лучше. А лучше будет тот, кто лучше играет, а играть дадут обоим. Не будет такого, что ты сыграл хорошо и тебе больше не дадут сыграть, потому что ты кому-то не нравишься. Согласен с Коваржем, что твой конкурент — это тот, кто стоит на противоположных воротах. Тебе нужно 60 минут быть лучше того вратаря.

— Ты никогда не сталкивался с несправедливостью в хоккее?

— Нет. Я иногда понимал — да, я играю неважно. А напарник лучше. Все, что нужно для победы, я буду делать. Если тренер считает, что мой напарник лучше, значит это так.

— Это табу для тебя — создавать конкуренцию внутри вратарского коллектива?

— Конечно. Если это игровой день, то я сделаю все, чтобы мой напарник подготовился на 100%. Если его не нужно трогать — я ему ни слова не скажу. Да, может быть это неприятно, ты хочешь играть, думаешь: «Да когда же?» Но я заметил, что если команда выигрывает, у тебя никогда ничего плохо не будет. Не бывает так, что команда идет на первом месте, и кто-то говорит: «А-а-а, у нас вратари плохие».

Мне 30 лет, какой-то опыт есть и в игре, и в хоккее. Молодые вратари советы спрашивают — и про Северную Америку тоже. Я всегда отвечаю: «Если так-то, так-то, так-то — там делать нечего. Если так, и так, и так — езжайте, если вам такие условия дают — молодцы, езжайте».

— Расшифруй, о каких раскладах идет речь?

— В первую очередь — дают ли тебе здесь играть? Некоторые говорят: «Вот, играю в КХЛ не так много, как хотел бы», но я понимаю, что он играет достаточно много для новичка. И он говорит: «Вот я поеду в Америку, мне там предлагают двухсторонний контракт, вот я поиграю в АХЛ, а потом попробую свои силы в НХЛ». Я отвечаю: «Ты понимаешь, что там — абсолютно другая лига. Здесь ты играешь с мужиками, профессионалами, мастерами, которые могли бы заиграть в НХЛ». Плюс здесь уровень очень высокий по сравнению с АХЛ, где, грубо говоря, бей-беги, и все просто борются за то, чтобы попасть в НХЛ. Много ребят, которые просто на свою статистику играют. Они понимают, что им в одной игре можно три гола забить — и всю оставшуюся карьеру они будут играть в НХЛ.

Нужно понимать, что там ты будешь иностранцем, и это будет играть свою роль. Будешь примерно одинаковым с американцем или канадцем — понятно, кого выберут. Этого никто не отменял. Конечно же, если ты провел несколько сезонов в команде КХЛ и у тебя не прет, либо ты понимаешь, что ты можешь идти дальше и тебе предлагают односторонний контракт — то почему нет?

А ехать туда на двухсторонний контракт, зная что за тобой 25-30 вратарей ждет — очень тяжело.

— Если молодой вратарь с нулевым знанием английского языка попросит тебя дать ему три фразы, которые в первую очередь пригодятся, каким ты его научишь?

— Please, speak slowly, I can’t follow you — «пожалуйста, говорите медленнее, я не успеваю». Teach me — «научите меня». Ну и просто не стесняться просить объяснить проще.

— Представь, что ты снова оказался в 2010 году, и перед тобой вновь тот же выбор — ехать или нет. Ты бы изменил свое решение?

— Нет. Все, что ни делается — все к лучшему.

 

Источник: Проект «Единицы»