Как выглядит подарок от Гулявцева и Хомутова, а также – почему Коварж провально сыграл на Олимпиаде в Сочи, каким способом вратарь выпускает пар и какие проблемы со здоровьем преследуют Якуба с самого детства – в интервью для  whatasave. 

«Колено успокоилось — это главное»

— После восьми лет в КХЛ — и семи из них в «Автомобилисте» — девятый сезон закончился для тебя в самом его начале из-за проблем с коленом. Две недели назад ты вернулся домой в Чехию, сейчас проходишь обследования, поэтому главный вопрос на сегодня — твоя карьера все еще на паузе или она близка к завершению?

— Я стараюсь держать позитив, надеюсь, что вернусь еще на лед. Я готов к тому, что 3 сентября может была моя последняя игра. Но пока уверен, что она не последняя. Сейчас начал жить обычной жизнью, как живут другие люди. Слишком много по больницам езжу пока, но это скоро, наверное, закончится. Начну процесс восстановления. Уже занимаюсь с тренером по физподготовке — это девушка, бывшая хоккеистка и знает вратарские движения. С ней работаем над функциональностью суставов, разгибаем-сгибаем колени, голеностопы. 

 

— От чего больше дискомфорт — от физического состояния или от внезапного отсутствия хоккея в то время, когда он всегда у тебя был?

— Прошел уже месяц безо льда, колено успокоилось и не мешает мне в обычной жизни — это главное. Поэтому будем с врачами искать возможности, как подготовить колено к вратарским нагрузкам. Не хватает эмоций, которые всегда были в раздевалке — и победных, и проигрышных. Атмосферы в коллективе. Это самое сложное, с чем придется расставаться после окончания карьеры.

 

— Теперь нет и командного расписания. Сложно самому себя дисциплинировать?

— Хоккейная жизнь похожа на солдатскую. Но у нас, европейцев, больше свободы в хоккее, чем в России, где все более строго, по «армейскому» расписанию. У многих игроков бывают проблемы со свободным временем, они не могут определиться, чем будут заниматься. Но у меня с этим проблем нет, наоборот, только ждал того, когда сам буду королем своего времени.

 

— В каких игровых аспектах стали проявляться проблемы с коленом — в перемещении на щитках, в позиции в реверсе, или вообще в катании в целом?

— Вот все, что ты говоришь. Колено начало сильно болеть и опухать, становилось твердым. Было сложно его разгибать. Не мог долго сидеть в реверсе — было неприятно и даже больно. Сидя на щитках, было неприятно толкаться ногой, когда нужно играть под добивание. Перемещаться под быстрые броски с ходу. Все аспекты игры вратаря, которые делают разницу между обычным и хорошим вратарем, мне колено не позволяло делать.

 

— Мне кажется, нет смысла разбирать твои ошибки в игре с Магнитогорском 3 сентября, которую «Автомобилист» проиграл 2:6. Вся причина в твоей текущей форме?

— Во-первых, «Магнитка» нас очень сильно разгромила. Играла намного лучше нас. Чтобы справляться с такими моментами, которые соперник создавал, мне нужно быть в лучшей форме и в лучшем состоянии. К сожалению, колено не дает — я на всех движениях опаздывал, потому что не мог толкнуться так, как надо было. Такой результат получился.

 

— Твое прощание с Екатеринбургом получилось по-настоящему сентиментальным. А помнишь момент, когда ты впервые понял, что стал особенным игроком для этого города?

— На самом деле, таких моментов было довольно много, но самый впечатляющий был, когда я приехал в Екатеринбург в сезоне 2016/17 играть за «Северсталь». И довольно много зрителей на трибунах во время матча болели за меня. Люди после игры оставались на трибунах, весь стадион мне аплодировал, и очень много фанатов  ждали у выхода из дворца и провожали меня в автобус. Это запомнится мне навсегда. Я понял, что оставил хорошие впечатления от своей игры в этом городе и то, что люди меня не забывают — это был сильный момент.

 

— Когда мы договаривались об интервью, переписываясь в мессенджере, я удивился, что ты еще и пишешь по-русски без ошибок. Давно научился?

— Одна из причин, почему я выучил язык — я быстро понял, что в России мне надо на нем разговаривать больше, чем на английском. Пункт номер один я себе поставил, что начну учить буквы, читать и писать. И за счет этого получилось более-менее правильно начать общаться. Конечно, я пишу и с ошибками, бывает, друзья смеются, когда неправильно что-то написал, но в принципе за восемь лет научился неплохо.

 

— В командных чатах тоже давно по-русски пишешь?

— Да, но мне там все равно никто не отвечает никогда (смеется).

 

— Твоя сториз в Инстаграме про «дыру чешскую» — это невероятный пример самоиронии и в то же время огромной уверенности в себе. Ты всегда таким был?

— Когда мне было лет 19-20, вместе со мной в одной команде играл известный чешский вратарь Роман Турек. Он мне говорил: «Если о тебе напишут 100 хороших вещей, а потом одну плохую — тебе станет плохо. Учись это переносить, стань умнее и спокойно на это реагируй». Так что я давно отношусь ко всему такому спокойно. А это был момент, когда мне показалось, что можно очень удачно пошутить над этой ситуацией.

 

— Какое самое глупое сообщение тебе прилетало в «личку»?

— Таких моментов было очень много — люди любят издеваться над спортсменами. Очень много людей мне пишут после игр, если у них ставка не сработала. Проигрывают свои деньги болезненно. Недовольны. Высказывают свои мнения, выливают грязь на спортсменов. Но я над такими вещами смеюсь. Лучше бы пошли лечиться, чем засирать головы тем людям, кто просто делает свою работу.

 

— Мне всегда казалось, что ты эмоционален — но в меру. Да, иногда можешь — как в матче с «Сочи» — клюшку бросить в борт…

— (перебивает) Это было один раз всего… 

 

— Тогда вспомни одну игру, в которой у тебя конкретно «сорвало башню» или хотелось, например, кому-нибудь «навалять»?

— Конечно бывало, что я на кого-то кричал. Но вот тот момент с «Сочи» в прошлом сезоне, когда я клюшку кинул — мне на самом деле хотелось башку оторвать игроку своей команды. Ему башку хотела вообще вся команда оторвать весь сезон. Но когда нам человек за секунду до конца игры привез гол — и мы ушли в овертайм — я решил, что буду тем, кто это, наконец, сделает. Слава богу, я развернул клюшку в борт, а не в него, потому что не хотел бы попадать в хайлайты и историю хоккея как вратарь, который после пропущенного гола подрался с партнером.

 

— Якуб Штепанек так в КХЛ свой последний матч сыграл. Бросил клюшку, она в судью попала, ему дали 5+20, и в оставшихся двух матчах сезона он уже не выходил.

— Да, что-то было такое. Поэтому, в последний момент я решил, что так действовать не надо. Хотя, возможно, команде такой момент помог бы.

 

«Взял 1000 рублей, пошел искать такси в Кольцово»

— В Экстралиге самый дальний выезд — километров 500. От Екатеринбурга до Владивостока — 5000. Ты представлял себе эти расстояния, когда ехал играть в Россию?

— Дело не в расстоянии в километрах, а в часах, которые ты тратишь на поездку. В Чехии команда с Карловых Вар едет в Остраву — это около семи часов на автобусе. Из Екатеринбурга в Хабаровск — шесть часов, но в самолете, где можно походить, полежать, покушать. А в автобусе сидишь на одном маленьком сиденье. Путешествие в самолетах намного удобнее. Единственная разница, из-за которой у нас волосы растут серее, из-за которой мы стареем быстрее остальных — это разница во времени. Прилетать в Екатеринбург в 5-6 утра после игры в Москве и на следующий день выходить на тренировку, и через два дня опять играть — это вещи, которые перенести очень сложно, и которые влияют на наше здоровье и на наше состояние.

 

— Сколько раз ты бывал в России до перехода в «Автомобилист»?

— В 2006 году был с молодежной сборной в Мытищах. Через год в Санкт-Петербурге, потом в Уфе на Лиге Чемпионов с «Ческе Будеевице», и потом с ними же в Екатеринбурге на предсезонном турнире. За год до того, как подписал там контракт.

 

— Ты помнишь первую бытовую трудность, с которой столкнулся после переезда в Россию?

— Сразу в первый день. Меня забыли встретить в аэропорту. И я там остался три часа сидеть. Никогда не забуду это.

 

— Как добрался до города?

— Ужасно. Слава богу, мне родители подарили 1000 рублей наличных, нашли где-то. Я вспомнил о них через два часа сидения на баулах перед аэропортом. Взял эту тысячу и пошел искать водителей такси, пытался им как-то объяснить, но, к сожалению, в 8 утра в аэропорту Кольцово вы не найдете таксиста, который знает хотя бы два слова на английском языке. Пришлось очень сложно им объяснять, что меня нужно отвезти на хоккейную арену «Автомобилиста». Но, наконец, как-то получилось, договорились, тысячи рублей им слава богу хватило.

 

— Леонид Вайсфельд, как говорят в российском хоккее — «напихал» начальнику команды тогда, наверное?

— Да, я помню, «напихал» и очень сильно. В конце сезона, когда у нас оставалась еще одна игра в «регулярке», один из руководителей клуба спросил меня, чего я хочу за выход в плей-офф. Я попросил хорошую вечеринку сделать для всего клуба, для всех игроков, их жен, всех семей. Сделали большую вечеринку, мне тогда Вайсфельд рассказал, что серьезно напихал людям за то, что лучшего игрока команды забыли встретить в аэропорту.

 

— Слышал о том, как Леонид Владленович описывал свое стремление тебя подписать словами «если надо, мы и брата Коваржа, и бабушку Коваржа подпишем»?

— Да, было такое. Но я договариваться начал раньше — у меня сезон уже закончился, а Ян стал «зажигать» в плей-офф, до финала дошел — и стало понятно, что он может уехать в топовую команду КХЛ, а это лучше для первого сезона. У брата плей-офф в итоге получился настолько крутым, что выровнять предложение «Магнитки» было невозможно.

 

— Насколько долгий процесс — переход из Экстралиги в КХЛ — имею в виду обсуждения пунктов контракта, всех деталей, принятие финального решения?

— Я готовился к переезду в Россию два сезона. Когда начал постоянно ездить в сборную и был по статистике одним из лучших в Экстралиге, клубы КХЛ начали через агентов обо мне интересоваться. Но у меня был действующий контракт, и я не хотел тогда слышать, из каких команд звонят. Но потом время пришло — у нас на столе было четыре предложения и мы просто выбрали одно. Сильно помогло то, что я был в Екатеринбурге за год до того и немного помнил город. А то, что команда три раза подряд была на последнем месте — для меня стало только мотивацией. 

 

— От каких клубов были другие предложения?

— «Атлант», вроде бы в пару к Стасу Галимову. В «Спартак» — еще до того, как они Джеффа Гласса подписали. Новокузнецк. И Новосибирск еще.

 

— Вас с братом сто раз уже спрашивали, каково это — играть друг против друга в матчах «Автомобилиста» и «Металлурга», поэтому я придумал конкретную ситуацию. Представь: последняя игра сезона, ничья, серия буллитов, брат бьет решающий — и ты знаешь, что ему не хватает одного очка до премии. Твои действия?

— Ну че, пропускаю… Конечно, надо сначала договориться, какой там у него бонус, какой процент он мне дает обратно. Потом падаю и показываю, что коньки не так наточили (смеется).

 

«Тренер по физподготовке пытался всю душу из меня выпустить»

— Слышал такое мнение о тебе: «Якуба невозможно мотивировать конкуренцией. Он лучше играет, когда ее нет». Это правда?

— Я себе ставлю конкуренцию всегда в соперниках — в других вратарях, против которых я играю. И никогда не искал конкуренцию в партнерах по команде. Я привык к тому, что я тот, на кого команда надеется — поэтому всегда играл много игр каждый сезон.

 

— Ты когда-нибудь обсуждал с руководством, кого брать в бэкапы?

— Ни разу такого не было. Был только один момент, когда у Вовки Сохатского перед плей-офф была травма, и я посоветовал Андрею Мартемьянову, чтобы он посмотрел Леню Фомина в Высшей лиге. И на следующий день Леня к нам приехал, получается, тренер ко мне прислушался. Это был единственный раз, когда я разговаривал насчет моих партнеров-вратарей.

 

— У тебя в контракте был пункт о минимальном количестве игр, в которых ты должен выйти в старте?

— Нет, я бы такого никогда в контракт не поставил. Это невозможно. Я знаю нескольких вратарей, у кого такое было, но это может создать только проблемы.

 

— Почему ты бы не поставил? Ты же хочешь играть как можно больше?

— То, что я играл так много — это же не просто так тренеры решали. Надо было каждую игру доказывать, что команда с тобой сильнее, и что с тобой больше шансов выигрывать матчи. Если бы я не показывал такой уровень и стабильность, никогда бы у меня не получилось сыграть 100% или 90-95% матчей в сезоне.

 

— Мне кажется, что единственный бэкап, который составил тебе реальную конкуренцию за все годы в КХЛ — Игорь Устинский.

— У меня был перелом руки, а у Устинского получился очень хороший период, и он помог команде остаться на позициях в плей-офф. Очень здорово один месяц провел. Но мне больше нравился Володя Сохатский — особенно в сезоне 2018/2019, когда мы выиграли регулярку, у него очень хорошо получалось в первой половине сезона. Я травму получил, а на него накидали давление. А в сезоне, когда у нас играл Устинский — я от Разина получил очень сильно. Даже не хочется вспоминать.

 

— При Разине от твоей стабильности первых двух сезонов КХЛ не осталось и следа. Было немало интервью с обеих сторон на эту тему, но давай еще раз — с чего вообще все началось?

— Когда он пришел в «Автомобилист», то уволил из команды всех опытных игроков и всех, у кого есть свое мнение — Гусева, Логинова, Сапрыкина. Чтобы ему никто не отвечал. Конечно, со мной сложно было. Если посмотреть, что вообще тогда творилось в команде… У него получается сейчас в «Северстали», потому что это команда молодых игроков, у кого пока нет никакой истории. Мне было бы интересно увидеть его в клубе, где есть игроки сборной. Реально ли он изменился, как он говорит?

 

— Объясни мне, не хоккейному человеку. Ну, пришел главный тренер со сложным характером, а тебе-то что? Стой, да лови себе шайбы. Он же тебе не мешает это делать?

— Здесь было дело не в отношениях «тренер — игрок». Здесь был человеческий момент. Ему, может быть, не нравилось, что меня так любят болельщики. Боялся, что я дружу с руководством и против него могу начинать что-то. 

 

— Еще раз — если отбросить все личные аспекты, то в системе игры, которую ставил Разин, почему ты не мог играть на том же уровне?

— У нас была слабенькая и молодая команда. Первая половина сезона — абсолютно нестабильная. Мы быстро поняли, что эта система работать не будет, и он тоже начал немного слушать игроков — конечно, не меня, мы с ним вообще перестали общаться. Поправил тренировочный процесс, начал давать больше выходных. Тренировки стали короче, было больше сил на игры. Наладилась игра в обороне более-менее, за счет этого команда смогла выйти в плей-офф.

 

— Ты говорил о том, что тебе некие «дополнительные тренировки» назначали. Что это было?

— Был момент. Разин надеялся, что я пойду к руководству и скажу, что я больше в этой команде не хочу играть. Что сам расторгну контракт и уеду. Хотел меня психологически переломить. Я приходил во дворец и один тренировался с каким-то «армейцем», которому дали должность тренера. Человек пытался вообще всю душу из меня выпустить.

 

Я рад, что это в прошлом. Знаешь, иногда люди считают, что мы, спортсмены, — это какой-то кусок мяса. Могут себя вести так, как им захочется, но забывают, что мы обычные люди, у которых есть семьи, дети, родители. И личные проблемы, про которые они не знают.

 

— Ты ведь даже плей-офф не доиграл тогда — с формулировкой «выведен из состава». Что за причина была тебе озвучена?

— Меня вывели не только из состава, а за пределы дворца спорта — главный тренер запретил мне приходить в день последней игры серии. Или даже за день до игры, перед раскаткой — я уже не помню. Весь сезон искал причины, наконец нашел — я сходил со своим братом пообедать по ходу нашей серии с «Магниткой». Никогда не соглашусь с этим решением.

 

«Играй так, чтобы не ты был виноват»

— В итоге ты покинул Екатеринбург — но только на один сезон, который провел в Череповце. Насколько я знаю, у тебя был практически решен вопрос с переходом в один из топ-клубов, так?

— Была договоренность с Уфой. Я уже отказался от других команд, но главный тренер Игорь Захаркин решил, что не хочет чехов в команде. Какой-то плохой опыт у него был, наверное. Пришлось искать другой клуб, хотя было поздновато. Я поехал в «Северсталь» к Александру Гулявцеву. К тренеру, который хотел меня подписать. К тренеру, который со мной прекрасно разговаривал. У меня родился сын, и Гулявцев давал мне как можно больше возможностей летать домой. Мне было по-человечески очень приятно с ним работать. Мы остались с ним друзьями после того сезона — созваниваемся, спрашиваем, как дела друг у друга.

 

— Что хорошего тебе рассказывал Якуб Штепанек о команде, с которой за три года ни разу не попал в плей-офф, а в последний свой сезон в КХЛ вообще занял последнее место в таблице?

— А я с ним на эту тему вообще не общался. Я вообще ни у кого не узнавал про «Северсталь». Сам знал довольно много, тем более мой агент — Владимир Вуйтек-младший — сам играл в Череповце, только его о чем-то спрашивал.

 

— Он играл же еще по Суперлиге, больше чем за десять лет до твоего перехода. Чего тебе было достаточно знать о «Северстали», чтобы туда поехать?

— То, что они очень сильно хотели меня подписать. Этого мне было достаточно.

 

— В начале того сезона была примечательная игра. Вы дома проиграли «Трактору» 2:7, а тебя так и не поменяли. Почему?

— Дали мне принять решение. После второго периода был счет 1:2, а большинство голов нам забили уже в конце игры. Не было смысла никакого меняться.

 

— Кстати, на тему «дали принять решение». Игра СКА — «Автомобилист», тебя меняют после четвертого гола, матч комментирует Леонид Вайсфельд и говорит: «Такое ощущение, что Коварж сам уехал». Такое возможно?

— Конечно. Я в большинстве случаев уезжал сам. Если вратарь понимает, что потерял уверенность в игре или начинает злиться уже на своих партнеров, на то, как игра получается, то лучше уже выпустить другого — с холодной головой. Но это только опытный вратарь может себе позволить, если они с тренером друг друга понимают. А есть тренеры, которые так вратарям не позволяют делать — от характера зависит.

 

— Тебя ни разу не отправляли так назад?

— В моем первом сезоне в КХЛ, мы проиграли в Астане — тоже 2:7. Я поехал на скамейку и меня Емелин, Анатолич, отправил обратно, и я потом только понял почему. Мы использовали правило «молодого» игрока в заявке, и у нас на скамейке сидел вратарь даже не номер один из молодежной команды, а номер четыре наверное. Ему все равно пришлось выйти, но я через смену вернулся.

 

— Еще одна игра была у «Автомобилиста», против «Торпедо» уже, ты сменился при счете 2:4, а в начале третьего получил травму Андрей Макаров и ты снова вернулся в ворота, только уже ваша команда вела 5:4. Как это было?

— Тогда я тоже сам уехал. Это была игра, когда у нас пошел полный развал. И, по-моему, это был единственный случай за весь сезон, когда я поменялся.

 

— Второй раз входить в ту же самую игру — тяжелее?

— Это вообще пи#дец. 

 

— Что в голове, когда возвращаешься в игру, в которой уже проиграл микроматч?

— Дело не в том, что проиграл микроматч. Когда ты приезжаешь на скамейку — ты уже выключаешься из игры и просто ее досматриваешь. Это очень неприятная ситуация была.

 

— Перед сезоном в Череповце ты говорил, что не можешь играть стабильно в своем тогдашнем стиле. Чего не хватало — техники или тактики?

— Я пять лет работал в Чехии без тренера вратарей, а первые два сезона в Екатеринбурге с тренером вратарей не работали над техникой вообще. Я опаздывал за тем, как меняется хоккей, со своим стилем игры. Вообще не знал реверс. Была проблема закрывать углы. Терял позицию. Поэтому в Чехии нанял тренера вратарей, сам оплачивал лед и за два месяца до старта предсезонки стал тренироваться и менять вообще все в своей игре, чтобы удержаться на высоком уровне.

— Ты можешь вспомнить самый нелепый совет, который тебе давал какой-то из тренеров по вратарям?

— Да, могу. И я его никогда не забуду. Это был совет: «Играй так, чтобы ты не виноватым был, а остальное — вопрос защитникам». Я сразу понял, что если я буду так играть, то команда ничего со мной не добьется. Поэтому я с тренером поссорился и сказал, что буду играть по-своему. Мне нужно было давать себе шанс даже в тех моментах, когда шансов почти нет. Немного рисковал, но команда выигрывала. 

 

— «Не быть виноватым» — это не пропускать в ближний и играть по первому броску, а остальные уже не твоя проблема?

— Да. Вот-вот-вот. Еще при выходах два в один выкатываться больше на игрока с шайбой, и если пас пойдет, то там уже не ты виноват. Но я так никогда не смогу играть. Это был совет вратарю какой-нибудь третьей лиги. Или бэкапу, который выходит, и главное, чтобы он только не насрал. 

 

— Какие еще странные мнения со стороны о себе слышал?

— Очень смешно слышать комментатора, который говорит, что как плохо, что вратарь отбивает вперед перед собой. Я специально так делаю, потому что на дальнюю штангу катит игрок и я, отбивая вперед, не даю ему сыграть на добивании. Эксперты…

 

«Для меня непривычно, когда вратари играют по очереди»

 

— Фактор номер один для твоего возвращения в Екатеринбург после сезона в Череповце?

— Хотелось обратно в любимую команду. Больше ничего не надо было. Я за первые три года в КХЛ полюбил и город, и клуб.

 

— У меня сложилось впечатление, что тебе намного важнее роль уверенного в себе лидера, каким ты был много лет в «Автомобилисте», чем чемпионские амбиции в каком-нибудь топ-клубе, где точно была бы намного большая конкуренция, пусть и за большие деньги. Это так?

— Нет, дело не в том, какая команда — претендент на кубок или нет, а есть ли в ней определенный первый номер. Для меня непривычно, когда вратарей ставят по очереди — не говорю, что это неправильно. Сложилось так, что я ни разу не находился в такой команде.

 

— В чем мотивация такого топового вратаря, как ты, играть в команде, для которой первый раунд плей-офф — потолок?

— Добиться того, чтобы это не был потолок. Играть на своем уровне и еще учиться новому. Личные достижения. Мне несложно мотивацию найти.

 

— По шкале от 1 до 10 насколько тебя мотивируют личные бонусы в контракте?

— Вообще никак не мотивируют. Надо радоваться за бонусы, когда они достигаются. А чтобы это была цель — это невозможно. Для меня деньги — не мотивация. 

 

— Тебе когда-нибудь предлагали невыполнимый бонус, но за очень большие деньги? 

— Да. В сезоне 2018/2019, когда в прессе написали, что у меня контракт на 115 миллионов. На самом деле, у меня контракт был в разы меньше, а сумма бонусов была больше основной зарплаты. Но мне надо было за регулярный чемпионат сделать 15 «сухарей», выиграть 15 матчей только с одной пропущенной шайбой, занять первое место в лиге по коэффициенту надежности, проценту отраженных бросков и по «сухим» играм. И в плей-офф надо было еще сделать статистику. Это было невозможно. Хотя сезон и так получился у меня лучшим в карьере — 50 матчей я провел в «регулярке», у меня было 40 побед и 94 процента отраженных бросков. Лучше быть бы не могло. Но я из этих бонусов в итоге пятую часть только заработал за счет этого. Но цифры 115 смотрелись красиво.

 

— Плей-офф того сезона, когда «Автомобилист» единственный раз прошел первый раунд, обыграв «Трактор» — это твое лучшее время в КХЛ?

— По-любому. Да.

 

— Ты играл тот плей-офф эмоционально или хладнокровно?

— Для меня самой эмоциональной стала четвертая игра в Челябинске — мы вели в серии 3:0 и я понял, что мы точно можем пройти дальше. Игра еще так не очень началась — мы проигрывали 0:2, еще и Стефан Да Коста до конца удалился. Но в конце, когда уже мы вели 4:3, я сделал, наверное, лучший сэйв в матче, и когда игра закончилась, это было… не знаю, как сказать… это очень приятные ощущения.

 

— Противоположная по настроению серия выдалась в прошлом сезоне — «Автомобилист» не побеждал целый месяц. Была хотя бы одна игра, на которую ты выходил с мыслью «точно проиграем, не пропустить бы больше трех и нормально»?

— Никогда так не думал. Да, я реалист, и не боюсь говорить, когда команда играет плохо. Но выходить на игру и думать, что мы проиграем — это невозможно. Другое дело, когда уже проигрываешь 0:3, осталось минут десять до конца — тогда надеешься, что хотя бы так закончится игра. Но вратарь при любом счете должен играть до конца, потому что любая шайба портит ему статистику. Игрок сыграл матч, не набрал очки — у него осталась такая же статистика, как и была. 

 

— А хотя бы раз ты в раздевалке брал вину на себя из-за поражения?

— Нет, но я могу признать, когда я ошибся или сыграл не так, как надо было. Но я никогда не переставал стараться и был честен перед собой, и чувствовал себя честным перед командой. 

 

«Выглядишь хорошо, чувствуешь себя хорошо — играешь хорошо»

— Ты зависим от привычек, суеверий, мелочей?

— Давно уже нет. Единственное — всегда одинаково делаю разминку. Куда-нибудь приезжаем, сразу ищу место, где можно разминаться так, как я привык.

 

— Когда последний раз на твой настрой повлияла какая-нибудь бытовая проблема?

— Был момент, когда я понял, что кто-то за день перед игрой заходил в раздевалку и, наверное для своих друзей из любительского хоккея, взял мои блин и ловушку.

 

— Ого.

— Это сразу заметно. Когда перчатки высыхают — они высыхают по форме твоей руки. Я сразу понял, что кто-то в моих перчатках вечером катался. Еще не нравится, когда кто-то мои клюшки трогает, когда я их поставлю на свое место. Или если кто-то пошел разминаться на место, где я раньше всегда разминался. Но после лет 28 уже спокойнее со всем справляюсь.

 

— К чему-то из элементов экипировки относишься особенно щепетильно?

— Мне очень важно, чтобы у меня была красивая форма и я себе в ней нравился. Классная форма, классный рисунок на шлем в сочетании с игровым свитером — это самое красивое, что есть в нашей работе. Абсолютно не понимаю вратарей, которые могут провести весь сезон в белом шлеме. Абсолютно не понимаю, как я мог бы весь сезон отыграть в одном белом комплекте. Как говорят в Канаде: «Выглядишь хорошо, чувствуешь себя хорошо — играешь хорошо». 

 

— В контрактах часто бывает лимит той суммы, которую клуб компенсирует за покупку формы. Ты укладываешься в свой?

— У меня никогда не было лимита в контракте на форму, а какой бы он был, если я играю 90% матчей за сезон и еще много лет в сборную ездил? Все эти путешествия, самолеты, все мы знаем, как люди в аэропортах накладывают с багажом. После игры форма мокрая идет в самолет, конденсат замерзает, потом ее везут в сушилку в раздевалку — форма постепенно становится не очень.

— Ты ведь на Матч Звезд в Москву тоже специально заказывал шлем…

— Да, желтый шлем и желтый комплект щитки-блин-ловушка полностью за свой счет заказывал. Смотрелось нормально.

 

— Шлем заказать и раскрасить это одна-две тысячи евро, да?

— За весь комплект я заплатил тысяч пять долларов.

 

— Куда потом форму?

— Шлем оставил себе — я все шлемы оставляю. А форму продал любителям в Чехии.

 

— А зачем ты в прошлом году целых пять логотипов «Автомобилиста» разместил на форме?

— Да, было довольно много. Ну, мне просто наш логотип очень сильно нравится. Есть группа «Аэросмит», одна из моих любимых — я так понял, кто-то из «Автомобилиста» тоже любил эту группу и сделал похожий логотип.

 

— А клюшек болельщикам из Екатеринбурга ты много подарил?

— Да, довольно много.

 

— Из зарплаты не вычитали потом?

— Я дарил только ту клюшку, с которой играть уже было невозможно. Я всегда понимал, что клуб их оплачивает, поэтому бережно относился и играл с ними до самого конца, а тренировался вообще со сломанными иногда.

 

— Штук 40 за сезон уходило?

— Это у других вратарей. Я, наоборот, клюшки всегда хорошо сохранял. Штук 15 мне хватало на сезон.

 

— А у тебя осталась какая-то вещь, которая тебе будет напоминать о Екатеринбурге?

— Да. Есть одна прекрасная вещь, которую мне подарили хорошие друзья мои и бывшие тренеры — Александр Гулявцев и Дмитрий Хомутов. Красивый корабль деревянный, на котором висят флаги «Автомобилиста» и «Северстали», чешский и русский флаг. Я его оставил в Екатеринбурге знакомому — когда он полетит в Европу, постарается мне его привезти в целости. Лучший подарок, который я получил. Хорошая память про эти две команды КХЛ.

 

Источник: Whatasave Проект «Единицы»